Газ как новый инвестиционный товар

Вопреки паническим оценкам 2014-2015 годов, как товар сланцевый газ из США оказался как минимум не дешевле классического природного, даже если учитывать перспективу снижения цены при наращивании объемов поставок. В отличие от «революции сланцевой нефти» (хотя сланцевая нефть сама по себе была лишь частью процессов) «революции сланцевого газа» пока не просматривается, во всяком случае, в глобальном масштабе.

Появление американского сланцевого газа меняет не ценовые рамки газового рынка Европы, а его структуру, встраиваясь в тенденции, которые сформировались задолго до того, как тема коммерчески обоснованного экспорта американского сланцевого газа в Европу впервые появился в «повестке дня». Уже с 2006-07 годов доля спотового сегмента на рынке газа постоянно росла, несмотря на определенные краткосрочные деривации. К десятым годам XXI века спотовый сегмент устойчиво занимал около половины рынка, периодически демонстрируя пики вплоть до 60% (2014 год).

За последние 20 лет под спотовую торговлю газом в ЕС была создана не только политико-юридическая инфраструктура («энергопакеты»), но и технологическая основа. На территории стран ЕС функционируют 14 хабов, фактически сориентированных на обеспечение устойчивости именно спотового рынка газа.
США встраиваются уже во вполне налаженную, политически и юридически консолидированую систему и явно понимают ключевые рамки ее функционирования; США стремятся переконфигурировать эти рамки в соответствии со своими интересами. Но политический аспект в европейскую торговлю газом – а значит, и в инвестиционную составляющую газовой отрасли – привнесли не американцы. Это было естественным результатом европейской политики последних 20 лет. Причем в пользу США играет и доминирование американских компаний на глобальном рынке технологий для производства и конверсии СПГ.

Даже если предположить, что США удастся за счет политических манипуляций и откровенного давления «продавить» среднесрочные закупки европейскими странами своего сланцевого газа, основным инструментом реализации сланцевого газа будет спотовый рынок. Помимо сланцевого газа в последние годы активно развивается рынок СПГ, который также во многом сориентирован на спотовую торговлю. Если также брать в расчет объективное, хотя и непростое расширение использования попутного газа в регионах нефтедобычи, можно предположить: нас ждет существенное изменение соотношения между долгосрочным и спотовым рынками газа. Что в перспективе может привести к возникновению двух различных механизмов регулирования и саморегулирования рынков ключевого биржевого товара.

Причем отличаться эти два рынка будут сразу по нескольким параметрам.

По степени административного регулирования. Уровень административного регулирования на спотовом рынке будет существенно меньше, чем на рынке среднесрочных поставок газа. Едва ли европейский газовый рынок можно в принципе считать «рыночным».
США нацелились на демонтаж «гронингенской системы» торговли природным газом и используют свой потенциал не только для давления на крупных поставщиков – прежде всего Россию, – но и на покупателей, ключевыми из которых являются страны ЕС. Усиление спотового сегмента газового рынка, на котором США планируют доминировать, будет весьма мощным инструментом для преодоления системы административных ограничений в сфере газоснабжения, которая со времен Второго европейского энергопакета (2003 год) выстраивалась в ЕС.
Проблема в том, что европейская модель регулирования газового рынка в условиях его фактической картелизации рано или поздно будет востребована и в других газопотребляющих регионах.

По уровню допустимой спекулятивности. Спотовый рынок, естественно, по определению является существенно более спекулятивным, нежели рынок средне- и долгосрочных поставок газа. Масштабы спекулятивности пока сдерживаются относительно неблагоприятной ценовой конъюнктурой, но и она будет рано или поздно преодолена. Насколько спекулятивный характер спотовой торговли газом будет влиять на ситуацию на рынке в целом? В любом случае, объем «фиктивной» инвестиционной деятельности будет относительно велик.
По значению сезонности. Понятно, что в рамках среднесрочных поставок газа сезонность (и инвестиционное значение этого фактора) уже сейчас сглаживается, а в дальнейшем будет сглаживаться еще больше. Но в спотовом сегменте значение сезонности (при условии дальнейшего сокращения доли среднесрочных контрактов) будет не просто расти, а расти резко.
По уровню логистической маржи. На фоне падения значения стран-транзитеров, что следует считать исключительно положительным фактором и для российской, и для мировой экономики (поскольку «рента» начала взиматься с использованием политических инструментов), неизбежно будет усиливаться роль логистических агентов и их партнеров в обеспечении безопасности перевозок.
Главное различие будет лежать в сфере обеспечения инвестиционных процессов на рынке. С введением в строй целого ряда новых, не только российских, газопроводов в Европе и Азии устареет и классическая система инвестиционных и страховых «пакетов» для развития газовой отрасли, которая пока стоит в стороне от новейших технологий финансово-инвестиционной деятельности. Полностью исключать в будущем появление «газовой криптовалюты» было бы крайне недальновидно.

Спотовый рынок газа может стать инвестиционным пространством, сравнимым по параметрам с мировым рынком нефти, на котором ярко выражена спекулятивность и присутствует большой объем фактически виртуального товара. И на этапе своего становления этот сегмент рынка неизбежно будет подвержен значительным манипуляциям, которые могут дестабилизировать рынок газа в целом, нанеся ущерб не только коммерческим интересам российских экспортеров газа, но и обострив отношения России с партнерами-конкурентами в этой области. Нельзя исключать: именно это и является среднесрочной целью США, которые стремятся за счет хаоса получить себе большую долю на рынке, нежели это достижимо в нормальной конкурентной среде.

Требуется «перекартелирование» мирового рынка с учетом его неизбежно обновляющейся структуры. Как минимум необходимо ликвидировать предпосылки для демпинговых войн – а как максимум создать систему, ограничивающую спекулятивность рынка как таковую.

Данная задача является, безусловно, нетривиальной; но у России есть целый ряд серьезных оснований претендовать на лидерство в такой системе. Немаловажным фактором является более сбалансированная по сравнению с «нулевыми» и началом «десятых» годов XXI века структура газовой отрасли. И речь тут не только в том, что приняты стратегические решения по снижению экспортной зависимости от рынка ЕС, которые пришлось бы принимать в любом случае, отказываясь от «программы максимум», вполне достижимой еще в 2005-2008 годах. Дело в новом технологическом и операционном потенциале для присутствия на спотовом рынке, для развития которого требуется определенное время. Однако России важно не только исключить спекулятивные резкие колебания рынка, но и создать инструменты влияния на рынок.

Очевидно, что на краткосрочную перспективу, особенно с учетом сверхвысокой степени политизации ситуации (и откровенное лоббирование Дональдом Трампом американского сланцевого газа для Европы здесь лишь верхняя часть айсберга), масштабы манипулирования рынком будут очень велики. А главное – США явно поставили перед собой задачу обеспечить если не монополию, то как минимум абсолютное доминирование на спотовом рынке.
Это требует от России и тех стран, которые по объективным и субъективным причинам являются ее союзниками, достаточно оперативных решений и действий. Прежде всего, в плане создания под спотовую торговлю газом не только операционной, но и торгово-инвестиционной инфраструктуры, которая позволит рассчитывать на поступательное развитие отрасли как минимум до 2050 года, раньше которого вряд ли появится коммерчески оправданная постуглеводородная энергетическая платформа.

Россия должна прямо инициировать создание новой международной площадки для глобальной торговли газом, продуктами его переработки и связанными с ним товарами ограниченной биржевой ликвидности. И эта площадка до известной – но довольно заметной – степени должна противостоять тем моделям, которые будут созданы в странах ЕС и на которые Россия, увы, уже не будет иметь серьезного влияния. При развитии глобальных виртуальных финансов и криптовалют эта задача вполне выполнима, особенно с учетом новых технологических возможностей для глобальных клиринговых операций, без которых «газовый своп» становится крайне затруднительным.

Создание такой системы затруднительно в условиях, когда цена на газ привязана к цене на нефть. Но в условиях усиления свопового сегмента рынка и разновекторности развития газового и нефтяного рынков (нефтяной рынок останется, вероятно, в пространстве относительно свободной ценовой конкуренции, газовый все больше и больше будет объектом ценового регулирования) возникают реальные предпосылки для постепенного отхода от «гронингенских принципов» ценообразования в газовой отрасли. Одним из которых является принцип take or pay.
Причем необязательно, чтобы новая площадка находилась именно в России – она может быть и виртуальной, а организационное звено могло бы быть приближено к основным перспективным потребителям газа – странам Азиатско-Тихоокеанского региона; хотя вряд ли такая площадка должна находиться в Китае в связи с особенностями политики китайских финансовых регуляторов. Претензии России не будет оправданы и в силу высоких политических рисков. Тем более, что в идеале новое картелирование должно включать в себя и вовлечение США – как минимум на уровне нескольких крупных производителей и операторов экспортных поставок сланцевого газа – в новую систему, в новый картель. Не в пользу России говорит и отсутствие у нее пока национальных, вернее, национально контролируемых технологий производства и конверсии СПГ, хотя это и преодолимо на горизонте в 4-6 лет при условии концентрации ресурсов.

Существует не слишком успешный прецедент создания площадки для торговли нефтью и нефтепродуктами на базе Санкт-Петербургской товарно-сырьевой биржи, которая, несмотря на определенные достижения, не смогла стать фактором глобальной ценовой конъюнктуры. Газовый рынок картелирован в существенно большей степени, а Россия играет на этом рынке еще большую роль, нежели на рынке нефти. Одновременно Россия на примере взаимодействия с ОПЕК по стабилизации цен на нефть смогла убедиться в высокой эффективности кооперативных действий. Теперь международные проекты рекартелизации рынка газа будут восприниматься позитивнее.
Но сейчас простое создание торговой площадки бессмысленно. Это должна быть не просто биржевая, но еще и инвестиционно-расчетная площадка нового поколения, использующая опережающие финансовые технологии.

Принципиально важным должно стать признание – и позиция России станет решающим фактором – невозможности сохранения глобального рынка газа в том виде, как он существовал в 1980-2000 годы. Эта задача невыполнима хотя бы в силу коренного изменения кредитно-фискальных отношений между странами в новой постглобалистской системе международных экономических отношений. Значит, не стоит тратить ресурсы, в том числе организационные, на попытки сохранить данную систему. Напротив, выработка стратегии участия в изменениях при понимании инвестиционной природы нынешних процессов могла бы оказаться более продуктивна.